Один из основных парадоксов 2019 года – рост подавляющего большинства рынков одновременно: и маржинальные, и защитные активы дорожали наперегонки. Накачка рынков долларами «ради спасения экономики» принесла плоды, а перекосы в балансах финансовых структур вместе с дефицитом бюджета США успешно стерилизовали избыточную ликвидность и помогли избежать инфляции. Станет ли этот метод «волшебной таблеткой от кризиса» или же кризис уже наступил, просто пока удается делать вид, что его нет? – об этом и других перспективах 2020 года рассуждает главный экономист «ПФ-капитал» Евгений Надоршин.
I: В уходящем году главным словом был «кризис» – его все ждали, а он так и не наступил. Что является главным риском на 2020 год?
Евгений Надоршин: Я, пожалуй, останусь на прежних позициях: видимо, главным источником риска, главной проблемой и в этом году будут торговые барьеры – за последние годы, с 2008 и особенно после 2014 года появившиеся во многих странах. За первое полугодие 2019 года в мировой торговле прекратился рост, и по итогам года возможен спад. Это не только Китай и США – многие кроме них ужесточают свою торговую политику. И это может стать причиной кризиса. Замедление мировой экономики, которое мы уже видим – это результат многолетней тенденции. Обычно торговля росла быстрее ВВП в мире, и десятилетия она была главным драйвером развития. Сейчас идет деглобализация – в политике, культуре и экономике. Такие стратегии практикуются не только в России, это наблюдается у многих стран.
I: То есть Россия – в мировом тренде?
ЕН: Более того, именно мы открыли тренд ужесточения барьеров, прямо игнорирующих ВТО, и лишь после этого примеру последовали другие страны – повторю, не только Китай и США. Мы открыли волну игнорирования ВТО.
I: Некоторые коллеги с вами не согласны – ну, ввели какие-то пошлины, однако ничего же страшного не случилось.
ЕН: Я, в отличие от многих уважаемых коллег, не выступаю ни на стороне продаж, ни на стороне покупок. Это не значит, что я лучше вижу картину. Но мне, в отличие от них, можно свободно высказывать позицию. Кризис может начаться не как финансовый, а как торговый. Его уже видно в политике. ООН беспомощна, ВТО беспомощна. Это стороны политики, и мировые механизмы не справляются. Есть множество менее заметных процессов. Кризис может уже развиваться – данные по торговле поступают с задержкой. Торговля стимулирует эффективность: в эпоху глобализации кто лучше производит, тот больше продает и богатеет. Сейчас идет разворот, и все чаще приходится говорить про рост неравенства, рост бедности. Дело не в том, что в эпоху свободной торговли их не было. Но сейчас эти проблемы усугубляются. Посмотрите на ту же Россию: мы критиковали «грабительский либеральный капитализм» и во многих отношениях его победили, а бедных в итоге стало только больше. Это сказывается на социальной напряженности в разных странах. Вдумайтесь: более половины опрошенных в России сочли прошедший год плохим. Когда такое последний раз бывало?
I: Все-таки эти страхи мы уже обсуждали в конце 2018 года. Но нет же кризиса. Экономики худо-бедно, но растут, рынки – тем более. Может, все-таки кризиса и не будет – регуляторы у нас опытные, все предотвратили?
ЕН: Финансы живут в реальном времени по всей Земле. Торговля связана в физическим перемещением товаров, там другие темпы. То, что в финансах благодаря Интернету развивается за часы, в торговле происходит за месяцы и годы. То есть, в отличие от финансовых кризисов, торговый может быть неострым, вялотекущим, и когда через какое-то время наступит острая фаза, сделать будет уже ничего нельзя – на выход тоже потребуется время. Экономика уже давно в него входит, мы видим начало острой фазы – например, пересмотры данных о росте ВВП. Сингапур практически не растет – еле-еле получили рост 0,5% в III квартале, а эта экономика как раз ориентирована на торговые потоки. Германия, также плотно завязанная на мировую торговлю, тоже очень плохо себя ощущает. Российский экспорт не растет, импорт падает, мы из тренда не выбиваемся. И часть российских комфортных экономических показателей, включая рост ВВП, обеспечена за счет снижения импорта, в том числе инвестиционного – то есть за счет будущего роста. Некоторые рынки инвестиционных товаров, которые мы отслеживаем – например, машиностроение – сжались на десятки процентов, а то и вдвое с 2012 года, когда в России был пик для многих рынков. Даже производство ряда позиций сельхозтехники, несмотря на дотации и стимулы, снизилось очень сильно.
I: Ну, вот же – США с Китаем наконец договорились. Правда, они еще весной рассказывали, что договорились, но теперь-то все наладится?
ЕН: Неспособность США и Китая прийти к соглашению – иллюстрация кризиса. Их показатели уменьшаются не сильно, но заметно. Трамп два месяца рассказывает, что скоро-скоро все будет хорошо. Но очередной срок подписания «первой фазы» опять сдвинут на начало января. Но в конце января китайский Новый Год, и подписание легко перенесется на март. А дальше и новые пошлины можно вводить. И дальше входить в кризис – не остро, не быстро, однако неприятно. История яркая, но типичная.
I: Хорошо, давайте, наконец, перейдем к конкретным прогнозам – например, на конец I квартала.
ЕН: Дело не в конкретных цифрах. Что-то может продолжаться, и относительно долго. Но фактически нет оснований – ни для роста индекса S&P 500, ни для РТС. И для укрепления рубля тоже нет. Я также ожидаю, что торговый кризис приведет к снижению цен на нефть. Соглашение ОПЕК+ оказалось более жизнеспособным, чем ожидалось. Но даже с такой эффективностью – оно выжато практически полностью, его возможности скорее на пределе. Вот, собственно, и все.