Эпоха глобального гиперсдвига принимает нас с распростёртыми объятиями, исключая возможность все вернуть назад как было.
Гиперсдвиг, фундаментальное изменение глобальных социальных взаимосвязей и их конфигураций, стал логичным последствием неверного перераспределения производства и потребления в глобальном масштабе. Такое положение сложилось благодаря соответствующей политике развитых стран, основой которой стало расширение государственного мандата на перераспределение благ. Отсюда мы получили рост госрасходов и безудержное стимулирование потребления в развитых странах, то есть перманентное увеличение государственного левериджа, когда рост потребностей обеспечивался кредитными, фактически государственными, деньгами, а не ростом производительности.
Эта конфигурация стала возможной благодаря глобализации – разделению глобального производства и потребления. Развивающиеся страны обеспечивали рост потребления и разнообразия потребительских предпочтений населения развитых стран через долговое финансирование с одной стороны и развитие собственного производства, продукты которого удовлетворяли спрос в развитых странах, с другой. Это позволило развитым странам расширять собственное потребление и фокусироваться на сервисной и технологической экономике, а для развивающихся стран обеспечить рост производства и экспорта, как главного фактора экономического роста в целом.
С предельным развитием такой парадигмы стали возникать значительные дисбалансы.
Во-первых, потребление, фактически обеспеченное государством через монетарное стимулирование, социальные и иные государственные расходы, привело к снижению эффективной конкуренции и привязало агентов к государственным ресурсам.
Это, в свою очередь, обусловливает расширение государства, что очевидным образом искажает рыночные обмены и снижает эффективность экономических процессов: государство, как мы знаем, является самым неэффективным экономическим агентом, умеющим только собирать ренту и перераспределять общественные блага наименее оптимальным способом.
Во-вторых, рост экономики развивающихся стран через рост производства, обеспечивающего потребление развитых стран, привел к росту благосостояния собственного населения и его покупательской способности. Стоимость производства выросла, что стало одним из триггеров глобальной инфляции.
Ковидные сбои в цепочках поставок просто ускорили инфляционные процессы, в основе которых — увеличение производственной себестоимости и, как следствие, необходимость еще больших монетарных стимулов со стороны правительств развитых стран для сохранения гиперпотребления как основы эконмического роста собственных экономик и устойчивости позиций доминирующих политических элит.
В-третьих, две из трех крупнейших стран-производителей и ресурсных доноров — это автократии, режимы которых вынуждены принимать решения о векторах развития в условиях "потолка возможностей". Это происходит, когда эффект низкой базы исчерпан, преимущества дешевого производства сошли на нет с ростом благосостояния населения, а необходимость перехода экономики в "технологичную" парадигму для продолжения экономического роста конкурирует с желанием режимных элит удержать собственные позиции.
Трансформация экономики из производительной в технологическую требует соответствующей институциональной и политической либерализации, что, в свою очередь, неизбежно ведёт к ослаблению позиций действующих властных элит, не готовых к конкуренции и ротации.
Таким образом, авторитарные режимы двух крупнейших из сырьевых и производительных стран выбрали ужесточение институционального политического устройства для удержания и усиления своих позиций с одновременным и неизбежным принятием конфликтной стратегии в отношениях с развитыми “технологичными” экономиками.
Такой выбор траектории дальнейшего движения двух крупнейших производительных и ресурсных экономик накладывается на соответствующие искажения в экономиках развитых стран, где фактически левая квази-социалистическая направленность политики последних 20 с лишним лет приводит к логичным и очевидным негативным последствиям, выражающимся в высокой инфляции и зависимости агентов от государственных ресурсов.
Угрозы со стороны ужесточающихся авторитарных режимов стран-производителей и сырьевых доноров меняют устоявшееся глобальное распределение потребления и производства и заставляет развитые страны-потребители переносить производство обратно к себе или в более дружественные развивающиеся страны для обеспечения своей безопасности. Это неизбежно меняет саму структуру глобальной экономики и фактически является шоком для развитых стран десятилетиями трансформировавших структуру своих экономик из “хард экономикс” в “брэйн экономикс”.
Теперь возникает насущная необходимость выработки соответствующих норм, процедур и условий, стимулирующих развитие локального производства и индустриального реплейсмента. Однако правительства развитых стран, проводящие пару десятилетий левую социально-экономическую политику, пока продолжают действовать в рамках своей порочной логики, пытаясь стимулировать необходимое индустриальное развитие старыми, но недобрыми кейнсианскими методами: расширением госрасходов, субсидий, протекционизмом и усилением фискальной и регуляторной нагрузки.
Почему такие методы не работают? Ответ предельно прост: потому что, если вы хотите опережающего развития производительных отраслей, вы должны дать бизнесу соответствующие стимулы, суть которых сводится к одному — “уменьшению” государства, снижению регуляций и налогов, и неизбежно к приведению потребительской силы к производительным возможностям. Но это болезненный процесс, особенно после десятилетий монетарного и кредитного угара и непрерывного этатизма.
Процветание по указу правительства — это путь не просто к рецессии, это путь в депрессию, когда социалистическая экономическая политика потребительской экономики неизбежно угробит необходимую реиндустриализацию и создаст еще больше дисбалансов, турбулентностей и глобальных угроз. Протекционизм как государственная политика — худший способ стимулировать собственное производство, в отличие от стимулирования конкуренции через расширение рыночной свободы и фискальную либерализацию.
Это экономическая аксиома, однако администрация Байдена, планирующая принуждать использование только американских материалов и компонентов в развитии огромных государственных инфраструктурных проектов, по всей видимости по-прежнему мыслит категориями вчерашнего дня.
К чему приведут такие барьеры? Даже без импликаций о глобальных негативных последствиях можно смело утверждать, что для самой американской экономики протекционистская политика с прежним регуляторно-распределительным государственным мандатом станет причиной многих неприятностей.
Во-первых, это рост цен. Несмотря на рост себестоимости производства в странах-производителях, производство в США куда более дорогое. А с учетом текущего вектора политики Администрации нет никаких признаков того, что местное производство будет дешеветь — для этого необходимо налоговое и регуляторное ослабление, а также прочие меры максимального стимулирования конкуренции и промышленного предпринимательства. Ничего подобного мы не наблюдаем ни сейчас, ни в планах правительства.
Во-вторых, это экзогенное перераспределение ресурсов от уже существующих и конкурентоспособных глобальных американских компаний для субсидирования местного производства. Возвращаемся к старому, но незыблемому правилу: в отличие от стимулирования рыночной конкуренции субсидирование и государственное перераспределение — самый неэффективный путь для развития бизнеса и отраслей в целом, в конечном итоге ведущий к депрессии и созданию компаний-зомби, живущих фактически за счет государства. А государство в экономике — это крах развития и органического роста.
Сейчас же государство хочет больше забрать у тех, кто все-таки сумел противостоять его безудержному экспансионизму, и отдать тем, кто готов прислониться к теплому государственному плечу и вставить себе катетер для дотационной “субсидиальной” капельницы.
В-третьих, индустриальный реплейсмент — это долгий процесс, и в случае директивы использовать только американские материалы дефициты будут неизбежны. Глобализация настроила потоки обменов и технологий определённым образом, и разрушение этих связей по указанию правительства, а не интенсивным расширением производительной рыночной бизнес-активности внутри США приведет к недостатку как технологий, так и компонентов и материалов. Обмены эффектно перестраиваются через рынок, а не через государственное директивное регулирование.
В-четвертых, технологический уровень производства и конечных товаров и объектов неизбежно упадет, поскольку, как было ранее упомянуто, технологическая глобальная интеграция распределяла зоны компетенций и специализаций. Государственные указания и расходы на сосредоточение всех специализаций внутри страны — худший способ это сделать.
Глобальный гиперсдвиг, основанный на жадности властных политических элит и соответствующей политике непрерывного государственного экспансионизма, включая кредитное расширение и экстрастимулы потребления, диктует необходимость усиления национальной экономической безопасности через индустриальную релокацию обратно в страну. Но единственный быстрый и эффективный способ это сделать — отказаться от привычной правительству политики "процветания по указу" и фактической централизации перераспределения благ, когда экономические агенты все больше зависят от государства, а не от собственных умений и конкурентоспособности.
Однако, судя по планам администрации Байдена, прежняя экспансионистская политика остается главным стратегическим дискурсом. Такое несоответствие современных нам глобальных изменений и левой политической повестки правительства может привести к весьма печальным последствиям в не столь далеком будущем.
Правительство по-прежнему готово удовлетворять запросы производителей свечей на запрет людям открывать ночные шторы в окнах домов днем, поскольку этим производителям приходится конкурировать с солнцем.
Как говорил Рейган, самое ужасное что вы можете услышать – это фраза: «Привет, мы – Правительство, и мы здесь чтобы помочь вам».
К сожалению, мы слышим это уже не один десяток лет и продолжаем слышать сегодня.